СТАЛИН В ПЕРВЫЕ ДНИ ВОЙНЫ

Очевидно, что СССР не собирался первым нападать на Германию, он был просто к этому не готов.

И не только экономически. Граница, передвинутая в 1939-м, еще не была оборудована. Буденный в своем «Военном дневнике» за несколько часов до войны записал: «Нарком обороны делает оборонительную линию по всей новой границе после 1939 года и вывез все вооружение из бывших укрепленных районов и свалил его кучами по границе»… Сразу после войны Буденный отметил: «… оружие сваленное… попало к немцам, а бывшие укрепрайоны остались обезоруженными».

Во-вторых, ВПКб надолго забыла о мировой революции, наоборот, Московские процессы 1935-1936 г. Сталин сделал открытыми дл всего мира, чтобы мир убедился: карают тех, кто экспроприировал буржуазию.

Нелепа также и версия, что Сталин ждал, пока Гитлер нападет первым, чтобы повернуть против него мировое общественное мнение. Поскольку мировое общественное мнение никак не прореагировало ни на аншлюс Австрии, ни на захват Чехословакии, оно всегда было направлено исключительно против СССР.

Есть версия, что Сталин не отел давать повода Гитлеру. Тоже нелепость, потому что аврал был все же объявлен, объявлен до начала войны, причем почему-то именно перед самым началом. Почему? Откуда, какие такие сведения получил Сталин, если объявил аврал?

Есть версия, что Сталина предупредил Молотов, получивший данные по дипломатическим каналам. Но нет документальных подтверждений версии. К тому же, как увидим, Тимошенко знал о возможном нападении именно 22 июня до того, как встретились Сталин и Молотов.

То есть — это весьма любопытный момент.

На многочисленные сообщения разведки Сталин никак не реагировал. Вот объяснения его поведения:

— Лондон запускает дезинформацию, чтобы стравить СССР и Германию.

— Разведчики ошибаются, их вводят в заблуждение, подсовывают дезинформацию.

— Разведчики уже объявляли день войны, а войны не случилось.

Но это бесконечно глупые объяснения.

Во-первых, разведданные включают в себя информацию о сосредоточении войск, о ситуации в промышленности, о настроениях и разговорах в войсках противника. Наконец, было известно, что посол Шуленбург пакует чемоданы, снял картины со стен и – скрывает намерение покинуть Москву.

Во-вторых, Сталин не мог не знать, что Гитлер 27 раз давал приказ о наступлении на Западном фронте  и 26 раз его отменял.

В-третьих, Сталин прекрасно понимал, что Гитлер рано или поздно объявит войну СССР. Именно поэтому шли бои на Карельском перешейке, чтобы отодвинуть границу от Ленинграда.

14.6.1941 советские газеты опубликовали заявление ТАСС, в котором опровергались слухи о «близости войны между СССР и Германией», – опровергались предположение о территориальных и экономических претензиях, якобы предъявляемых Германией к Советскому Союзу, и утверждения о концентрации советских и германских войск на границе.

Германия могла выступить с заверениями о мире, но Берлин промолчал, т.е. уже 14-15 июня всем стало ясно, что близится агрессия.

Да, действительно, Геббельс писал в своем дневнике 25.5.1941: «Что касается России, то нам удалось организовать грандиозный поток ложных сообщений. Газетные утки не дают загранице возможности разобраться, где правда, а где ложь. Это та атмосфера, которая нам нужна».

Однако на то и дана голова человеку, чтобы уметь отличать дезинформацию от информации. Представьте: дело подают так, что разведчики, самые информированные, оказались не в курсе организации «грандиозного потока ложных сообщений». И сам Сталин почему-то не рассмотрел возможность такой организации со стороны Германии!

Теперь сообразите, что означает, что верховный главнокомандующий при всем этом не желает анализировать события и полученные разведданные в комплексе, плюет на разведку. Это означает, что он профан.

Хуже: репрессии против командного состава РККА сделали своё дело.

В апреле Сталин объединил 4 разведывательных органа в один под командованием генерал-лейтенанта Голикова. Все разведданные поступали теперь к Сталину через созданную аналитическую группу, в обобщённом и осмысленном виде. Но Голиков знал, что Сталин не хотел войны, не верил в то, что Гитлер решится напасть на СССР в силу ряда, как казалось вождю, объективных обстоятельств. И Голиков стал подыгрывать Сталину.

Но и это не всё. Дело еще и в характере Сталина. Разведчики – военные специалисты, а Сталин не любил военспецов еще с Гражданской.

Из личного письма Гитлера Сталину 14.5.1941:

«При формировании войск вторжения вдали от глаз и авиации противника, а также в связи с недавними операциями на Балканах вдоль границы с СССР скопилось большое количество моих войск, около 80 дивизий, что, возможно, и породило циркулирующие ныне слухи о вероятном военном конфликте между нами. Уверяю Вас честью главы государства, что это не так. Со своей стороны я тоже с пониманием отношусь к тому, что Вы не можете полностью игнорировать эти слухи и также сосредоточили на границе достаточное количество своих войск. Таким образом, без нашего желания, а исключительно в силу сложившихся обстоятельств, на наших границах противостоят друг другу весьма крупные группировки войск. Они противостоят в обстановке усиливающейся напряженности слухов и домыслов, нагнетаемых английскими источниками. В подобной обстановке я совсем не исключаю возможность случайного возникновения вооруженного конфликта, который в условиях такой концентрации войск может принять очень крупные размеры, когда трудно или просто невозможно будет определить, что явилось его первопричиной. Не менее сложно будет этот конфликт и остановить. Я хочу быть с Вами предельно откровенным. Я опасаюсь, что кто-нибудь из моих генералов сознательно пойдет на подобный конфликт, чтобы спасти Англию от ее судьбы и сорвать мои планы. Речь идет всего об одном месяце. Примерно 15–20 июня я планирую начать массированную переброску войск на запад с Вашей границы. При этом убедительнейшим образом прошу Вас не поддаваться ни на какие провокации, которые могут иметь место со стороны моих забывших долг генералов. И, само собой разумеется, постараться не дать им никакого повода. Если же провокации со стороны какого-нибудь из моих генералов не удастся избежать, прошу Вас, проявите выдержку, не предпринимайте ответных действий и немедленно сообщите о случившемся мне по известному Вам каналу связи…».

Сталин так верил Гитлеру! Когда от старшего лейтенанта люфтваффе Харро Шульце-Бойзена (агентурный псевдоним «Старшина») 17 июня пришло очередное сообщение: «Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время», — Сталин отписал наркому госбезопасности Меркулову: «Можете послать ваш источник из штаба германской авиации к … матери! Это не источник, а дезин­форматор!»

Но… разве есть сведения, что Сталин 21 июня или ранее, при провокациях, обращался к Гитлеру «по известному каналу связи»? И что это за известный канал связи, о котором до сих пор не пишет ни один историк?

Доносам, самооговорам доверял, уничтожил прорву народа – а разведчикам не доверял, так, что ли?

Что же происходит?

Накануне отъезда из Москвы К. А. Мерецков встретился с министром обороны С. К. Тимошенко: «Меня вызвал к себе мой непосредственный начальник, нарком обороны, находившийся последние дни в особенно напряженном состоянии. И хотя мне понятна была причина его нервного состояния, хотя я своими глазами видел, что делается на западной границе, слова наркома непривычно резко и тревожно вошли в мое сознание. Тимошенко сказал тогда:

— Возможно, завтра начнется война! Вам надо быть в качестве представителя Главного командования в Ленинградском военном округе. Его войска вы хорошо знаете и сможете при необходимости помочь руководству округа. Главное — опять же, не поддаваться на провокации.

— Каковы мои полномочия в случае вооруженного нападения? — спросил я.

— Выдержка прежде всего. Суметь отличить реальное нападение от местных инцидентов и не дать им перерасти в войну. Но будьте в боевой готовности. В случае нападения сами знаете, что делать».

Вечером 21 июня нарком Военно-морского флота адмирал Кузнецов без какого-либо указания сверху отдал приказ трем флотам и двум флотилиям: «Оперативная готовность номер один, немедленно!» Оперготовность №1 объявляется после оперготовности №2. Которая и была объявлена 19.6.1941.

Директива № 1 — составлена после трехчасового обсуждения с военными в сталинском кабинете 21 июня 1941 года. Она предупреждала войска о том, что в течение 22–23 июня не исключено нападение немцев. Возможно, оно произойдет с провокационных действий. Поэтому, находясь в полной боевой готовности, следует не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Передача в приграничные округа началась в зашифрованном виде после 11 часов вечера и закончилась, по словам Жукова, в 00.30 22 июня. В штабы армий, корпусов и дивизий она поступила к двум часам ночи и гораздо позже. Успеть что-либо реальное сделать за пару часов  никто не сумел.

Директива № 2 появилась утром 22 июня, после того как Сталин познакомился с нотой Гитлера. Все же военные его убедили, что речь идет не об отдельных «провокациях», а о самой настоящей войне.

В директиве приказано: «Мощным ударом бомбардировщиков и истребительской авиации, уничтожить авиацию на аэродромах противника и разбомбить основные группировки его наземных войск…» Директива требовала разбомбить порты Мемель и Кенигсберг… И вновь в сталинской редакции: «…Впредь до особого распоряжения наземным войскам границу не переходить».

Директива подписана Тимошенко, Жуковым и Маленковым, отправлена из Москвы в 7 ч. 15 минут утра. На фронт поступила между 9 и 10 часами утра.

В этот же день была выпущена Директива №3. В ней впервые появились требования «войскам перейти в контрнаступление для разгрома противника и выхода на его территорию, где к исходу 24 июня уничтожить главные вражеские группировки». Сталин разрешил войскам «вести действия, не стесняясь границ».

То есть, ни Сталин, ни ПБ, не знали действительной фронтовой обстановки, не понимали, что там происходит, а значит, не было никакого управления войсками.

Результатом бессмысленных директив стала паника на всей границе.

***

Разумеется, противники не то, что Сталина, а СССР — пишут, что после известия о вторжении немцев «Сталин впал в прострацию».

Сталинисты, наоборот, выгораживают своего идола:

«В годы правления Хрущева в общий обиход была запущена «черная легенда» о том, что деморализованный германским нападением Сталин сбежал на дачу чуть ли не сразу после объявления войны и сидя там, отключившись от внешнего мира, испуганно ожидал ареста со стороны своих соратников по партии. Речь, в частности, идет о «Журнале посещений Сталина», в котором методично отмечались все люди, принятые вождем в его кремлёвском кабинете. Даже беглое ознакомление с этим списком показывает, что в первые дни войны Сталину было не до депрессии и дачного «отдыха». Согласно «Журналу», с 22 июня Сталин в очень напряженном режиме принимает у себя военных, членов Политбюро, наркомов. Прием начинается в 5.45 утра. Первыми на приеме у Сталина – Молотов, Берия, Тимошенко, Жуков и Мехлис. Прием в этот день продолжается до 16.45. И так – каждый день: 8-12 часов приема посетителей ежедневно. Единственные июньские дни, о которых нет точных сведений – это 29 и 30 июня. 29 июня наши войска оставили Минск и, по мнению некоторых историков, «исчезновение» Сталина в этот и следующий дни связано с его реакцией на потерю столицы Советской Белоруссии. Но, вполне вероятно, в этот день Сталин проводил встречи в каком-то другом месте. Маршал Жуков, в частности, вспоминает, что 29 июня Сталин приезжал в Генштаб и Наркомат обороны, где лично ознакомился с обстановкой, сложившейся на фронтах. Как бы то ни было, но днем 1 июля он вновь был на своем привычном рабочем месте – в Кремле, которое за всю войну он покидал всего на несколько дней… Действия Сталина в июне 1941 г. – яркий пример выдержанного, мудрого и стратегически мыслящего руководителя». https://subscribe.ru/group/russkij-mir-i-russkie-v-mire/15900063/?utm_campaign=subscribe-group-grp&utm_source=subscribe-groups&utm_medium=email

Нет, не надо гадать, не проводил Сталин встречи «в каком-нибудь» другом месте. И уехал он на дачу, чтобы «впасть в прострацию», как раз после встречи с Жуковым.

Как отмечает К. В. Плешаков, «его [Сталина] рабочие часы были поразительно коротки и сдвинуты во времени» (Ошибка Сталина. Первые 10 дней войны. / пер. с англ. А. К. Ефремова. — М.: Эксмо, 2006. — С. 27). Получив 29 июня первые и ещё смутные сведения о произошедшем накануне падении Минска, он посетил наркомат обороны (по мемуарам Жукова — дважды), где имел «тяжёлую сцену» с  Г. Жуковым.

После этого Сталин уехал на «ближнюю дачу» и заперся там, никого не принимая и не отвечая на телефонные звонки. За 29-30 июня записи о посещениях отсутствуют и возобновляются 1 июля 1941 г». В таком состоянии он находился до вечера следующего дня, когда (около 17 часов) к нему явилась делегация (Молотов, Берия, Маленков, Ворошилов, Микоян и Вознесенский), просившая его вернуться к власти и возглавить новый чрезвычайный орган управления. После этого был создан ГКО и распределены обязанности между членами ПБ.

«29 июня вечером у Сталина в Кремле собрались Молотов, Маленков, Микоян и Берия. Сталин позвонил в Наркомат обороны Тимошенко, но тот ничего путного о положении на Западном направлении сказать не смог. Сталин предложил всем поехать в Наркомат обороны и на месте разобраться с обстановкой. В Наркомате Сталин держался спокойно, спрашивал, где командование Белорусским военным округом, какая имеется связь. Жуков докладывал, что связь потеряна и за весь день восстановить её не могли. Затем Сталин спрашивал о том, почему допустили прорыв немцев, какие меры приняты к налаживанию связи и так далее. Жуков ответил, какие меры приняты, сказал, что послали людей, но сколько времени потребуется для установления связи, никто не знает. Около получаса говорили довольно спокойно, но вскоре Сталин взорвался: что за Генеральный штаб, что за начальник Штаба, который так растерялся, не имеет связи с войсками, никого не представляет и никем не командует, раз нет связи, Штаб бессилен руководить (хотя Микоян об этом не упоминает, но стоит учесть, что в первые дни войны у руководства СССР теплились надежды на её быстрое окончание; сведения Жукова перечеркивали эти планы). Такой окрик Сталина был для Жукова оскорбительным, и он выбежал в другую комнату (по словам Микояна, он «буквально разрыдался»). Молотов пошёл за ним. Все присутствовавшие были в удручённом состоянии. Минут через 5-10 Молотов привел внешне спокойного Жукова. Сталин предложил, чтобы на связь с Белорусским военным округом пошёл Кулик, а затем пошлют других людей. Такое задание было дано позднее Ворошилову. Сталин был настолько удручен, что, когда вышли из наркомата, сказал: «Ленин оставил нам великое наследие, мы — его наследники — все это просрали…». Все были поражены этим высказыванием Сталина и посчитали, что это он сказал в состоянии аффекта».

(Микоян Анастас, Мемуары. Так было. Журнал «Политическое образование». 1988, № 9, с. 74-76)

Согласно мемуарным свидетельствам Анастаса Микояна, Сталин в первые дни войны находился в подавленном состоянии, что выразилось, в частности, в его отказе (несмотря на уговоры окружения) выступить с речью к народу в момент начала войны.

Адвокат Сталина, Молотов: «Почему я, а не Сталин? Он не хотел выступать первым, нужно, чтобы была более ясная картина, какой тон и какой подход. Он, как автомат, сразу не мог на всё ответить, это невозможно. Человек ведь. Но не только человек — это не совсем точно. Он и человек, и политик. Как политик, он должен был и выждать, и кое-что посмотреть, ведь у него манера выступлений была очень чёткая, а сразу сориентироваться, дать чёткий ответ в то время было невозможно. Он сказал, что подождёт несколько дней и выступит, когда прояснится положение на фронтах».

Если перевести слова Молотова на русский, они  звучат так: «Сталин не хотел выставить себя идиотом».

Оба врут. Сталин не хотел подставляться, чтобы злость за тот факт, что прошляпили, сорвали не на нем, а на ком другом.

К народу вождь обратился только через почти полтора месяца, 3 июля.

Понимаете, только олигофрены могут отождествлять Советскую власть с одним единственным человеком, к тому же кровавым убийцей.

Материал подготовил Борис Ихлов, 30.10.2019